Всё об Аниме и Манге!

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Всё об Аниме и Манге! » Япония » Культура


Культура

Сообщений 1 страница 2 из 2

1

Культура Японии сначала может ошеломить ничего не знающего об этой стране иностранца. Другие отношения, другие нравы, другая культура, другая жизнь – если бросить гайдзина в японское «море», сможет ли он выплыть, ничего не зная? Нужда, конечно, заставит, да и сейчас отношения в японском обществе уже не совсем те, что бытовали в эпоху сёгуната Токугава или того раньше.

Культура Японии зиждется на традициях и бережном к ним отношении. Предки (это не жаргонное обозначение собственных родителей) – это святое, им должно поклоняться, чтить их память и стараться вести себя таким образом, чтобы ни дай боже осквернить свой род и память усопших.

Японцы издревле очень щепетильно относятся к межличностным отношениям, особенно сильно это проявляется в современных условиях – пространство на островах ведь ограничено, а население всё увеличивается. Без должного намёка «Мол, можно» японцы не будут приближаться друг к другу с целью общения или знакомства. Пожалуй, можно обозначить своё желание наладить отношения подарком (касательно которого также имеются свои правила), но если ответных действий после его получения не поступит, то навязываться японец вряд ли станет.

Если японцы знакомятся друг с другом по службе или через знакомого, то первым делом они выясняют друг о друге практически всё – социальный статус, положение по службе, увлечения и т.п. Это не праздное любопытство и не проявление вежливости, это необходимость. Знать, стоите ли вы с собеседником на одной ступени в обществе или на разных (если на разных, то на каких – кто «выше», а кто – «ниже»), японцу необходимо для правильного поведения и разговора. В японском языке существует три типа речи, каждый из которых используется в соответствующем случае. Например, при разговоре с начальством или людьми, стоящими на более значимой ступеньке используется почтительный вариант речи. Японец, который использует обычную речь (если такие, конечно, существуют), считается невоспитанным и с ним вряд ли будут продолжать отношения.

Японцы делят всех окружающих на две большие группы – «ути» и «сото». «Ути» - это, грубо говоря, «свои». Те люди, которым позволено если не всё, то очень и очень многое. Называть только по имени, критиковать, ругаться, дарить подарки и звонить в полночь домой. «Сото» - это все остальные, те, кто не вошёл в группу «ути», с которыми по сути японец не имеет никаких отношений. Окружающие в вагоне метро – это «сото». Японец не связан с ними никакими долговыми обязательствами, поэтому можно с чистой совестью наступить кому-нибудь на ногу, толкнуть локтём под дых и не уступить место беременной женщине – никто и слова не скажет. Именно потому, что все остальные – «сото». Жёстко, не правда ли? На самом деле ничто человеческое японцам не чуждо и большинство ведёт себя вполне адекватно, разве что места, действительно, не всегда уступают. Но это, наверное, потому что просто спят – японское метро считается одним из наиболее спящих в мире, т.к. буквально каждый второй, кто входит в вагон и садится на сиденье, мгновенно засыпает.

В культуре и обычаях японцев, как правило, не принято прямо выражать свои мысли и чувства – на западных варваров, говорящих, чего им хочется здесь и сейчас, японцы смотрят косо и в ответ на вопрос «Чего бы Вам хотелось, чая или кофе?» говорят «И то, и то хорошо», исключительно из боязни обидеть собеседника. Общаясь друг с другом, японцы очень многое не проговаривают вслух, как это сделали бы европейцы, это связано всё с тем же японским обычаем «не терять лица»: если сказать всё прямо и без околичностей, то этим самым вы можете поставить собеседника в неудобное положение, т.к. эту информацию он, к примеру, уже знает. А тут вы ещё раз ему её сообщаете – куда это годится? Как вы могли подумать, что собеседник не в курсе таких простых вещей? Всё, выход один – сэппуку (самоубийство) здесь и сейчас. Шутка!

Также до сих пор в отношениях между мужчинами и женщинами проскальзывают отголоски былого неравенства и униженного положения женщин. Да, они полностью распоряжались доходами дома (и распоряжаются сейчас), но по сути именно домом их жизнь и ограничивалась. Там, где господа-самураи бесчинствовали и веселились с друзьями, скача на лошадях, посещая театры или разъезжая с соколами на охоте, женщинам был путь заказан. Уделом женщины был дом и дети. Ещё чайная церемония и икебана, пожалуй. На этом всё. А какая современная женщина согласится на такую «клетушку»? Мало какая, согласитесь. Всё больше женщин хочет быть материально независимыми и устраивается на работу, где как раз и возникают проблемы – очень часто за одну и ту же работу мужчинам платят куда больше, чем женщинам, только потому что они мужчины. Женщинам же чаще всего достаётся работа «попроще»… Феминистские организации, конечно, работают в этом направлении, но трудиться им предстоит ещё долго. С другой стороны, у такой феминизации есть оборотная сторона – всё больше женщин, работая и устраивая свою карьеру, не хотят выходить замуж и заводить детей, что в итоге бьёт по демографии и среднему возрасту по стране. Да, японцев много, пожалуй, в иных мегаполисах куда больше, чем кому-то хотелось бы, но при этом с каждым годом население Японии всё больше стареет, т.к. большая продолжительность жизни накладывается на меньшее количество новорожденных. Проблемы? Проблемы. И их нужно решать. А с другой стороны, как их решишь, если территориальные возможности весьма ограничены и жильё для молодой семьи стоит сумасшедших денег?

Что же касается взаимоотношений полов, то очень часто современные японцы, будучи крайне загруженными на работе, прибегают к браку по договорённости – «о-миаи». Т.е. фактически, людей сводит сваха, которая собирает информацию о семьях потенциальных жениха и невесты и если при первом «смотре» молодых (или не очень молодых) людей всё устраивает, то они начинают «встречаться». Впоследствии такие встречи заканчиваются свадьбой, если всё благополучно. Если что-то не срослось, то сваха продолжает свою работу. Разумеется, заключаются браки и по неземной любви, но о-миаи таки составляет ощутимый процент свадебного рынка. Плохо это или хорошо? Тут, как и везде, есть свои плюсы и минусы. Среди плюсов можно отметить, что у людей есть реальная возможность узнать практически всю подноготную своего избранника или избранницы, вплоть до привычек и характера. А ведь чаще всего браки распадаются именно из-за того, что люди банально не сошлись характерами и не смогли друг к другу приспособиться.

Раз уж речь зашла о взаимоотношениях и женщинах, почему бы не поговорить о женской красоте? Понятие красоты у каждого народа своё и в каждом отдельном случае понятие красоты меняется с течением времени – это абсолютно нормальный и закономерный процесс. В давние времена женкая красота была неотделима от красоты душевной – дамы должны были уметь музицировать и слагать стихи по случаю и без оного. К тому же древним японкам не было нужды показывать себя кому бы то ни было, кроме своего отца и мужа, так что внешняя красота не считалась чем-то обязательным. Затем, когда стали публиковать изображения прелестниц из «весёлых кварталов», можно было получить представление о том, что считалось красивым в те времена. Именно считалось, а не было, т.к. картины в жанре «бидзинга» (изображения красавиц) скорее приукрашали тех, кто был на них изображён, нежели подчёркивали индивидуальность женщины. В настоящий момент у японцев и японок наблюдается мода на европейскую внешность – много кто красит волосы в светлые тона и загорает в солярии, дабы убрать естественную бледность. У молодёжи это порой до крайности и по улицам Токио разгуливают черномазые «негритянки» с белыми кругами вокруг глаз и «соломенными» волосами «калифорнийских блондинок». Выглядит, прямо скажем, жутковато.

Но при всей своей любви к европейским вещам японцы по-прежнему ходят в синтоисткие и буддистские храмы, отправляют культы по древним традициям, читают свои сказки и легенды, а ещё сохраняют храмы и уголки природы посреди мегаполисов, и животных, и традиции. И это замечательно!

0

2

Еще немного о культуре в Японии.

Публицистика. Культура Японии

В аристократической культуре Древней Японии существовал ритуал заочного ухаживания. Кавалер и дама, вступив в переписку, пытались составить представление друг о друге по красоте почерка, изяществу стиля, тонким намёкам и цитатам из классики. Иногда ухажёр, спрятавшись в глубине сада, часами ждал, не мелькнёт ли в окне силуэт избранницы. Даже если ему удавалось добиться свидания, разговор вёлся через ширму. Ранние контакты Японии с европейскими державами напоминали эту сложную и утомительную процедуру узнавания. Один из самых интересных примеров такого узнавания — растянувшееся на несколько веков налаживание отношений Японии с Европой и Россией.
Вполоборота к Европе

Японцы ревностно пестовали свою национальную культуру и образ жизни. Любознательные по натуре, они заимствовали достижения иностранцев, но не копировали их. Японская нация выросла на китай-ской культуре, но при этом не превратилась во второй Китай. Японским китаистам (их называли кангакуся), находившимся под обаянием китайского наследия, противостояли японисты (вагакуся), твёрдо верившие в безусловное превосходство всего японского. Когда до Японии добрались европейцы, перед японцами в новом виде встала извечная задача — освоить достижения пришельцев, не утратив самобытности.

Мы часто повторяем слова «окно в Европу», не особенно вдумываясь в их точный смысл. Между тем окно позволяет рассматривать окружающий мир, но, в отличие от двери, не предназначено для хождения туда-сюда. Япония, как и Россия, в сношениях с Европой стремилась ограничиться окном, а то и форточкой.

В XVI веке у Японских островов появились португальцы, первоначально выступившие посредниками в японо-китайской торговле. Японское правительство, видя явное техническое превосходство пришельцев и остро нуждаясь в огнестрельном оружии, направило на учёбу в Европу несколько молодых людей. Японские корабли дважды пересекали Тихий океан, доставляя посольства сёгуна (правителя страны) в Новую Испанию (Мексику).

Однако португальцы не ограничились торговлей, а попытались обратить местное население в католичество. Так же действовали явившиеся вслед за ними испанцы. Голландцев и англичан религиозные дела интересовали значительно меньше (голландцы даже помогли сёгуну разгромить проходившее под христианскими лозунгами восстание, разразившееся в 1637 году в Симабара).

В 1587 году всем миссионерам под угрозой смертной казни было приказано покинуть страну, более того, в 1612 году сёгун Токугава Иэясу объявил христианство вне закона. Португальских и испанских торговцев изгнали. Было всенародно объявлено, что у них «кошачьи глаза, огромный нос, красные волосы и язык, как у сорокопута». Впрочем, голландцы, с точки зрения японцев, выглядели ненамного лучше: «Лица у них тёмные, болезненно-желтоватые, волосы жёлтые и глаза зелёные. Кто при виде их не обратился бы в бегство от страха?» Тем не менее этим «страшилищам» милостиво разрешили торговать в Японии, правда, лишь в одном порту — Нагасаки.

Голландцы, вытеснив англичан, добились монополии на любые сношения с Японией. В 1641 году на острове Дэсима была основана голландская фактория, ставшая центром европейских знаний. В Нагасаки возникла группа «Науки южных варваров» (то есть голландцев). Чтобы оправдать заимствование наук у варваров, власти прибегали к всевозможным логическим вывертам. Так, европейская медицина нужна якобы для того, чтобы бороться с болезнями, занесёнными из Европы. А география призвана доказать преимущество положения Японских островов. Даже гелиоцентрическая система Коперника признавалась не потому, что соответствовала реальности, а как подтверждение величия солнечной богини Аматэрасу, от которой вели происхождение японские императоры.

Людей, увлекавшихся европейскими знаниями, называли голландистами (рангакуся). Власти, а также конфуцианская и буддийская элиты, относились к ним с подозрением. Правительство периодически обрушивало на рангакуся репрессии, однако то же правительство привлекало их в качестве консультантов.

В синем море, в белой пене

Жителям Японии запрещалось отправлять суда за границу, кроме как по особому разрешению. Отважившимся самовольно покинуть страну грозила смертная казнь. Природа, однако, упорно отказывалась подчиняться приказам владык. Иногда японские суда терпели крушение, и подданные японского императора оказывались на чужбине. А поскольку Россия после завоевания Сибири превратилась в ближайшую соседку Японии, именно сюда чаще всего попадали японские моряки.

Вскоре после присоединения в конце XVII века Камчатки к России у её берегов потерпело крушение япон-ское судно. Единственного спасшегося члена экипажа привезли в Москву, переименовали из Дэмбэя в Гаврилу, а Пётр I приказал обучить его русскому языку, чтобы он в свою очередь научил нескольких «робят» японской грамоте. Спустя десять лет русские спасли ещё одного японца по имени Санима. В 1728 или 1729 году на Камчатку попали японские мореходы Содза и Гондза. Оба приняли православие. Содза превратился в Кузьму Шульца (наверное, единственный за всю историю чисто-кровный японец с русским именем и немецкой фамилией). Гондза, крещённый под именем Демьяна Поморцева, составил первый русско-японский словарь. А в 1736 году в Петербурге открылась школа для изучения японского языка. В 1745 году у берегов Камчатки очередное крушение потерпел корабль «Тана-мару» капитана Такэути Токубэя — капитан и вся его команда остались, как и их предшественники, в России.

Без руля и без ветрил...

Японская шхуна «Синсё-мару», принадлежавшая крестьянину Хикобэю, вышла из бухты Сироко в провинции Исэ утром тринадцатого дня двенадцатой луны года, второго года Тэммэй, в год Тигра, старшего брата воды, то есть 4 января 1783 года по юлианскому календарю, которым тогда пользовались в России. (Все следующие даты даны также по старому стилю.) Корабль вёз в столицу Японии Эдо (нынешний Токио) на продажу рис, хлопчатобумажные ткани, лекарства, бумагу, посуду и другие товары. Команда состояла из 17 человек во главе с капитаном Дайкокуя Кодаю.

Когда налетевший с запада шквал сломал руль, моряки срезали свои мотодори (пучки волос на макушке), принесли их в жертву духу–хранителю корабля и стали горячо молиться богам и Буддам — кто в кого веровал. Буря, однако, не утихала. Пришлось спилить мачту и выбросить за борт груз. Постепенно море успокоилось, теперь шхуна продолжала плыть неведомо куда. Риса было вдоволь, но донимала жажда. К счастью, пошли дожди. Воду собирали в большой чан, в бочки и даже в шлюпки. Один матрос скончался от дизентерии. Его труп омыли, побрили голову, завернули в белое полотно и, упаковав в бочку, с плачем сбросили в море.

Плавание без руля и без ветрил продолжалось более полугода. Сперва моряки помогали друг другу, но через некоторое время впали в апатию. Не было желания разговаривать, все валялись на палубе, не поднимаясь даже во время дождя. А потом начались ссоры и драки…

Но вот 31 июля 1783 года сквозь туман показалась земля. Счастью моряков не было предела. Бросив якорь, они перенесли в шлюпку больных, божницу из храма богини Аматэрасу, рис, дрова, кухонную утварь, одежду и спальные принадлежности. Последним в шлюпку перебрался капитан Кодаю.

Алеутское заточение

Пристав к берегу, моряки обнаружили, что находятся на небольшом острове без единого дерева. Это была Амчитка — один из Алеутских островов. Местные жители показались японцам похожими на чертей: лица тёмно-красные, волосы торчат во все стороны, ноги босые, одежда из птичьих перьев едва прикрывает колени. Моряки дали им несколько монет, а когда капитан Кодаю показал дикарям хлопчатобумажную ткань, те очень обрадовались и стали тянуть его куда-то за рукав. Посовещавшись, японцы отправили пятерых товарищей с островитянами.

Их привели на вершину горы, откуда они увидели двоих человек «с прекрасной осанкой», в одежде из красного сукна и с охотничьими ружьями. Заметив потерпевших крушение, незнакомцы принялись палить в воздух. Моряки перепугались, но люди в красном подошли к ним, стали хлопать их по спине и что-то говорить. Окружённые толпой островитян, те и другие двинулись через гору на северный берег. Там собралось много людей, одетых в сукно и бархат, с копьями и ружьями. Кодаю стал писать и показывать им иероглифы. Те тоже что-то писали, но понять друг друга им не удалось.

Люди с ружьями жили в землянках с деревянной кровлей и деревянным полом. Так же поселили и японцев (аборигены обитали в пещерах). Кормили гостей тем, что ели сами, — в основном варёной рыбой и супом из каких-то кореньев. Японцы со своей стороны приготовили рисовые колобки, которые очень понравились их новым знакомым.

Прошло полгода, прежде чем японцы начали постепенно осваивать незнакомый язык. Выяснилось, что их новые знакомые — подданные российской царицы, приехавшие выменивать у аборигенов шкуры морского зверя. Начальник у них — Яков Иванович Невидимов, приказчик богатого купца Жигарева. На Амчитке русские жили уже два года, но предстояло ждать ещё около трёх лет, прежде чем за ними придёт корабль. Японцы стали ездить с ними на соседние острова и помогать в ловле морского бобра.

Прошло три года. Из семнадцати членов экипажа осталось девять человек. Одежда у них износилась и порвалась, и они по примеру островитян обрядились в птичьи перья и шкуры морского льва.

Можно только представить, с какой радостью встречали они долгожданный корабль и каково им было видеть, как налетевший шторм разбил его о прибрежные камни. К счастью, команде удалось в шлюпках добраться до берега.

Японцы совсем пали духом, но Невидимов сказал:

— Кто знает, когда теперь нас смогут забрать отсюда. Остаётся один выход — самим построить новое судно.

Собрав снасти русского корабля, гвозди от япон-ской шхуны и выброшенное на берег дерево, русские и японцы принялись за дело. Работа заняла более года. Наконец 18 июля 1787 года они покинули Амчитку.

Академик с незаконченным высшим образованием

Корабль-самоделка, преодолев 1400 вёрст, 23 августа прибыл на Камчатку. Самого Кодаю местный начальник, Конон Данилович Орлеанков, поселил у себя, а остальных восьмерых разместили в доме писаря Василия Добрынина. К ним прикрепили лекаря, солдата и слугу. Кодаю отметил в дневнике, что Орлеанков имеет чин секунд-майора, получает жалованье 400 рублей серебром, семья его насчитывает одиннадцать человек, а в качестве слуг он использует своих чиновников.

Вместо привычных палочек для еды японцам дали что-то похожее на кумадэ (японские грабли в форме вил), а также ножи и большие ложки. Кормили их вяленой рыбой, лепёшками из жита и какой-то белой жидкостью. Жидкость была очень вкусной, но что это такое, японцы никак не могли понять. Приносила её старуха, ежедневно ходившая куда-то с небольшой бадейкой. Однажды инициативный Исокити отправился следом за ней, чтобы раскрыть тайну загадочной жидкости. Старуха зашла в сарай. Заглянув в щёлку, Исокити увидел, что там стоят две коровы. Старуха присела под брюхо к одной из них и стала её доить. «Какая мерзость!» — подумал Исокити (буддизм запрещает употреблять в пищу молоко). О происхождении жидкости он рассказал товарищам, и с тех пор моряки перестали её пить.

Между тем жито вскоре подошло к концу, потом замёрзли реки и не стало рыбы. Начался настоящий голод. По приказу начальства специально для японцев забили корову. Есть говядину им религия тоже не позволяла, но их убедили, что во время голода нельзя строго соблюдать религиозные запреты. Коровы хватило на два с лишним месяца, дальше пришлось довольствоваться корой вишни. Наконец лёд на реках растаял, опять появилась рыба. Но к этому времени ещё трое японцев умерли от цинги.

Шестерых оставшихся в живых — где на лодках, где на повозках, а где и пешком — доставили в Иркутск. Приехавший с ними Тимофей Ходкевич, помощник коменданта Камчатки, поручил их заботам местного начальства. На жизнь им выдавали пособие. Кодаю получал 10 копеек в день — скудно, конечно, но приемлемо по тем временам, учитывая бесплатное жильё.

В Иркутске у японцев появилось много знакомых, их часто звали в гости. Особенно близко сошлись они с Кириллом Густавовичем Лаксманом. Не будь его, японским морякам вряд ли удалось бы вернуться на родину, а их бедствия не послужили бы поводом к русско-японским контактам на государственном уровне.

Эрик Лаксман, именуемый теперь Кириллом Густавовичем, родился в 1737 году в бедной многодетной семье в финском городе Нейшлоте. (Нейшлот входил в состав Швеции, а через пять лет после рождения Эрика был присоединён к России.) В гимназии Лаксман интересовался биологией и геологией. Учёбу в университете в Або (город Турку) ему пришлось оставить, поскольку нечем было за неё платить. Став помощником деревенского пастора, Эрик занялся самообразованием. А в возрасте 25лет переехал в Петербург, где знания были в большом дефиците.

В столице Лаксман служил учителем и мечтал о путешествии в Сибирь. Судьба пошла ему навстречу: с помощью знакомых он получил место пастора на казённых Колывановских заводах, расположенных в Томской и Омской губерниях и управляемых немцами. При отъезде в Сибирь студент-недоучка был избран членом-корреспондентом Петербургской академии наук.

Занимаясь изучением природных богатств, метеорологическими наблюдениями и изготовлением всевозможных приборов, он завёл переписку с естествоиспытателем К. Линнеем, историком А. Шлецером и другими известными учёными.

Вернувшись в Москву, Лаксман занялся научной работой. В 1770 году его избирают действительным членом Петербургской академии наук по разряду экономии и химии, а после смерти Ломоносова в его ведение передают химическую лабораторию академии. За научные заслуги он был избран членом ряда заграничных научных обществ.

Но Сибирь манит к себе, и к тому времени, когда там появились потерпевшие крушение японские моряки, Лаксман проживает в Иркутске, занимаясь поисками и доставкой поделочных камней и самоцветов для царских дворцов. Ведёт, как и прежде, метеорологические наблюдения, ставит опыты, а чтобы не зависеть материально от академии, устраивает стекольный завод.

0


Вы здесь » Всё об Аниме и Манге! » Япония » Культура